История любого храма начинается не на бумаге… Не с архитектурных проектов и смет, не с выделенных десятин земли и уж точно не с цемента и кирпича. Хотя у Бога не будет забыт ни совестливый церковный сторож, ни талантливый архитектор, как не забыты воздыхания нищих и слезы сирот…
История созидания храма — это всегда история большой любви. Любви, веры и верности неравнодушных и искренних людей, которых мы узнаем и на старинных, потускневших от времени фотографиях и среди наших современников, тех, с кем мы ходим сегодня по одним московским улицам. Потому-то читать и изучать историю нужно непременно сердцем — иначе она загадочным образом утаит от нас свои главные и важные смыслы…
Храм в честь Иерусалимской иконы Богоматери является сегодня подворьем Крестовоздвиженского Иерусалимского женского монастыря, и это тесное переплетение судеб большой подмосковной ставропигиальной обители и церкви «за Покровской заставой» и удивительно, и совершенно не случайно, как не случайна и не напрасна у Бога ни одна наша встреча. Конечно же, «виновница» этого крепкого союза, общая для храма и для монастыря святыня — Иерусалимская икона Божией Матери. Именно благодатное заступничество Пречистой Девы и любовь к Ее чудотворному образу послужили причиной основания и монастыря, и храма.
ВО ВРЕМЕНА БЫЛЫЕ
Москва не всегда была такой необъятно огромной, как в наши дни. В начале XIX столетия великолепная каменная церковь в «русском стиле» задумывалась как приходской храм зажиточной подмосковной деревни Дубровки, население которой занималось животноводством и кормило своими поставками мяса всю столицу.[1] Деревня росла, росли и городские окраины. Вскоре стало очевидно, что людям необходим свой вместительный храм поблизости. Планировали, что в нем смогут молиться до 5 000 человек. Многочисленные ходатайства жителей, усилия мещанского сообщества, куда входило более ста крупных домовладельцев, вложения известных московских купцов-скотопромышленников, которые взялись за финансирование строительства, — все это послужило достаточно быстрому возведению церкви. С момента утверждения проекта в 1906 г. до осени 1912-го прошло всего шесть лет, и красавец-храм с высоким шатром, кокошниками и обильным кирпичным декором уже возвышался среди местных строений.
Обустройство внутреннего убранства церкви продолжалось еще несколько лет. Интересно заметить, что в послужном списке архитектора Сергея Воскресенского храм Иерусалимской иконы Богоматери чуть ли не единственное культовое здание — в основном этот талантливый человек возводил доходные дома и особняки.
Следует вознаградить доброй памятью тех, кто дал жизнь этому храму и постепенно, шаг за шагом, украшал и благоустраивал каждый его придел, каждый священный уголок. Это был очень просторный и светлый храм — совсем не похожий на уродливое заштукатуренное здание, которое досталось Русской Православной Церкви в 1996 году после безбожных лихолетий.
Первым был закончен северный придел в честь святых бессребреников Космы и Дамиана (именно этот придел будет впоследствии первым воссозданным и действующим приделом на сегодня). Ефим Кузьмич Лобачев пожертвовал на строительство церкви большую сумму в память своего отца Кузьмы (Космы) Григорьевича Лобачева. Купцы Лобачевы 
были широко известны в Москве. Их мясная лавка в Охотном ряду славилась отменным товаром.
Примечательно, что в октябре 1912 года освящал Космодамианский придел будущий священномученик, выдающийся русский иерарх, тогда Московский митрополит Владимир (Богоявленский).
21 апреля 1914 года был освящен южный придел в честь святого Георгия Победоносца и благоверного князя Андрея Боголюбского, иконостас в нем за свой счет поставил купец Андрей Леонтьевич Лукьянов. 3 мая 1915 года освятили главный придел в честь Иерусалимской иконы Божией Матери и святого апостола Иоанна Богослова, он был полностью благоукрашен на средства купца Ивана Еремеевича Еремеева.
Храмоздатели в духе давней церковной традиции желали, чтобы алтари были освящены в честь их небесных покровителей. Но помимо крупных вкладчиков, полностью финансировавших невероятной красоты иконостасы, были и труженики, которые несли на своих плечах заботы о документации по строительству храма, поставляли строительные материалы, оплачивали работы многих художников и декораторов.
Храм оказался выдающимся не только по своей величине, вместимости и внешнему декору — расписывать его были приглашены знаменитые иконописцы и резчики: трудившийся при императорском дворе Василий Гурьянов и известный художник по дереву Петр Сизов.
Центральный иконостас получился необычайно красивым: три яруса, оригинальная форма, великолепное золочение. Украшать храм продолжали вплоть до начала 1920-х годов. В первые годы после революции у людей еще теплилась надежда, что этот кошмар скоро закончится и все вернется на круги своя. Росписи успели сделать только в центральной части, боковые приделы так и остались не расписанными до закрытия.
Указом Святейшего Синода от 15 ноября 1912 года при вновь устроенном Иерусалимском храме «на бойнях» был открыт самостоятельный приход с причтом в составе священника, дьякона и двух псаломщиков, с содержанием из местных средств. Первым и единственным настоятелем храма с 1912 по 1935 годы служил протоиерей Павел Уваров. Был в штате местного духовенства и будущий священномученик — протоиерей Петр Никотин (21.08.1937†), пастырь, к которому тянулась молодежь и приезжали для исповеди и духовного окормления монахини из некоторых разоренных московских монастырей.
Только что отстроенный и готовый вступить в полноценную жизнь Иерусалимский храм оказался практически сразу на пороге грозных и кровавых испытаний эпохи.
ЭПОХА ГОНЕНИЙ
В феврале 1918 года особым Декретом Совета народных комиссаров Церковь была отделена от государства. Это развязывало руки властям в их посягательствах на храмовую собственность, грабежах и бесчинствах. В стране шла Гражданская война, свирепствовал голод, творились беспорядки…
Многие постепенно прозревали и понимали, что эти, еще относительно «вегетарианские» годы большевистской власти — только начало испытаний, и время нужно использовать для внутренней мобилизации и духовного подвига.
Так в том памятном 1918-м обращался к всероссийской пастве Святейший патриарх Тихон: «Великая Россия, удивлявшая весь мир своими подвигами, теперь лежит беспомощная и терпит унижения… Но я взираю на вас с утешением, потому что вы знаете, в чем заключается наше спасение! Спасение в Церкви Божией, в вере нашей в Бога. Она только может спасти и избавить нас от всех несчастий, которые всюду облегают нас!»
Святейший патриарх Тихон служил в Иерусалимском храме «за Покровской заставой» трижды: 22 сентября 1918 года, 15 мая 1921 года и 26 октября 1924 года. Позднее в нашем храме успел послужить перед своим многолетним тюремным заточением еще один выдающийся иерарх, священномученик, местоблюститель Патриаршего Престола, митрополит Петр (Полянский).
В 1922 году Иерусалимский храм, как и многие другие русские храмы, переживет первый серьезный удар — изъятие церковной утвари. Пришлось лишать украшений и окладов намоленные иконы… Бессовестный грабеж проходил под пафосные призывы о помощи голодающим.[1] Однако в храме пока позволяли совершать богослужения — это было главным. А когда в 1929 году закроют расположенный неподалеку Покровский (тогда мужской) монастырь, Иерусалимская церковь станет приютом для некоторых его насельников: преподобномученика Мефодия (Иванова), игумена Феодосия (Тарасова), иеромонаха Нила (Болотова), игумена Нафанаила (Скалкина). Понятно, что служение в храме монастырской братии привлекало к Иерусалимской церкви новых и новых прихожан. К тому же многие храмы в Москве в ту пору уже были закрыты, а другие находились на грани закрытия и уничтожения…
Не слишком большой отрезок времени был отмерен Иерусалимскому храму. В конце двадцатых власти избавились от всех живших при храме иноков Покровского монастыря: монахов арестовали и выслали в исправительно-трудовые северные лагеря. А с 1932 года вопрос о закрытии храма стал подниматься все острее, неприязнь властей к этому приходу нарастала.
Однако русские люди, которые с такой любовью и старанием строили этот дом Божий, с такой радостью спешили в него на молитву, не сдавались в борьбе за свою церковь. Жалобы во ВЦИК напоминали новой власти, именовавшей себя народной, что этот самый народ нуждается в Иерусалимском храме.
Но уже 21 декабря 1934 года было принято новое постановление о закрытии храма, никакие обжалования больше не рассматривались. Властям было невыгодно поощрять существование такого многочисленного «рассадника ярых религиозников», как тогда говорили о верующих людях. Без сомнения, многие активисты, ратовавшие за сохранение храма и прихода, поплатились впоследствии за свою ревность и свободой, и жизнью…
После закрытия и бессовестного разграбления, после уничтожения шатра и колокольни началась бездарная и грубая перепланировка. Словно какая-то демоническая ненависть царила в умах «героев первых пятилеток», которые нещадно громоздили внутри шедевра архитектуры перегородки и перекрытия, а снаружи прятали под слоями штукатурки все, что даже отдаленно могло напомнить, что это здание некогда было храмом. Советские архитекторы цинично рапортовали своему начальству, что такая перестройка «придаст зданию чисто фабрично-заводские контуры красивого производственного корпуса и может быть легко осуществлена при минимальных затратах, в результате она даст удобное с технологической стороны и украшающее внешний вид города здание».
Так красивый и добротно сделанный руками настоящих мастеровых Иерусалимский храм превратился в чулочно-трикотажную фабрику, а немного позднее, когда началась Великая Отечественная война, в нем разместили предприятие оборонной промышленности — завод «Электрон». Не так давно на улицу Талалихина к стенам подворья приходила пожилая семейная пара, после войны супруги работали на «Электроне». Люди не могли поверить своим глазам — оказывается, многие годы они трудились в здании церкви Божией и не имели об этом ни малейшего представления…
ВОЗВРАЩЕНИЕ СВЯТЫНИ
Начало 90-х — непростое и трудное время для нашей страны. Таким же непростым, трудным, но и, несомненно, радостным стало оно для Русской Православной Церкви. Постепенно государство стало возвращать нашей Церкви ее храмы и монастыри. Разбитые, оскверненные, искалеченные — воистину, как воины-мученики после долгого и жестокого плена — они возвращались в родные объятия тех, кто беззаветно любил их, ждал этого возвращения и был счастлив принять в любом, даже самом уничиженном состоянии. Главное — они вернулись к своим, вернулись, чтобы воспрянуть и ожить!
Сегодняшнему поколению христиан, возможно, уже не понять, что могло так радовать и вдохновлять верующие сердца в те далекие годы. Ведь впору было скорее впасть в уныние и ужаснуться. Люди жили в весьма скудных материальных условиях, они в буквальном смысле слова едва сводили концы с концами. Но узнав, что 
неподалеку от их дома возвращается к жизни поруганный храм, жители соседних домов мчались туда, чтобы хоть чем-то помочь, делились последним. В те годы, как правило, вместо полноценного церковного здания верующие получали обшарпанные разрушенные стены, грязные туалеты в алтарной части, полуразвалившиеся колокольни и чахлые березки, растущие из некогда позолоченных куполов. Первые годы восстановительных работ целиком уходили только на расчистку зданий и вывоз мусора после предыдущих владельцев.
Однако, едва люди освобождали и расчищали хотя бы маленькую часть храмового пространства, они приносили из дома нехитрые сокровища — бумажные или картонные иконки, мастерили простенькие аналои, украшая их лучшими отрезами тканей из своих скромных запасов, и начинали первые совместные молитвы…
Так начиналось и возрождение храма Иерусалимской иконы Божией Матери за Покровской заставой. Только назывался он уже храмом на улице Талалихина.
Случилось так, что храм «на Талалихина» стал дорог игуменье Екатерине еще задолго до того, как в 2006 году она обратится к Святейшему патриарху Алексию с просьбой учредить при Иерусалимской церкви «за Покровской заставой» представительство Крестовоздвиженского монастыря. Первое ее знакомство с этим храмом произошло в начале 90-х, когда она была еще молоденькой инокиней.
Будущая игуменья Екатерина (Чайникова) выросла в семье многодетной и верующей. Такие семьи, где воспитание детей основывается на взаимовыручке и поддержке, как правило, хранят эти добрые навыки во всех перипетиях судьбы. На помощь сестре воссоздавать Иерусалимскую церковь приехал брат Павел, который полюбил этот храм, как свой родной дом, и положил там немалые труды. Помогали матушке и родные сестры, и племянницы — дорожили любой возможностью хоть что-то сделать Бога ради: приготовить праздничное угощение для прихожан, почистить подсвечники, убраться, сбегать за нужными покупками в магазин. Любой труд был прежде всего служением Царице Небесной.
Когда игумения Екатерина станет в 2006 году настоятельницей этого храма, ей, как и многим другим настоятельницам в те времена, придется столкнуться со стеной непонимания и неприязни. Развернуть полноценное строительство она не могла, так как большую часть церкви все еще занимали различные мелкие коммерческие организации. Их руководители смотрели на молодую игуменью как на лютого врага, нарушающего привычное течение их жизни: оскорбляли при личной встрече, писали клеветнические жалобы по инстанциям. Но делать было нечего, и матушке снова и снова приходилось напоминать недовольным, что храм нужно восстанавливать, а им — выселяться. Сколько бы длились эти препирательства и ожидания, неизвестно, если бы в дело опять не вмешалась Царица Небесная. В одном из «оккупированных» помещений загорелась проводка. Случился пожар, и ситуация уже на официальном уровне прозвучала как серьезное требование немедленно освободить церковь от всех посторонних обитателей, дать возможность настоятельнице ремонтировать и строить. Это ли не чудо!
ХРАМ И МОНАСТЫРЬ. ДЕНЬ СЕГОДНЯШНИЙ
В 2001 году указом Святейшего патриарха Алексия II монахиня Екатерина (Чайникова) становится настоятельницей Крестовоздвиженского Иерусалимского женского монастыря, ее возводят в сан игуменьи. Ее доброхотная помощь по восстановлению из руин московских приходов, в том числе и храма «на Талалихина», нелегкие послушания в Патриархии пригодились как бесценный опыт для новых трудов — уже на благо вверенной обители. Примерно в это же время матушка поступает на заочное отделение Московского института коммунального хозяйства и строительства — в 2007 году она получит диплом квалифицированного инженера. Объемы серьезных работ по возрождению монастыря требовали от настоятельницы не только духовной и житейской мудрости, но и профессиональной грамотности инженера — это нужно было Церкви.
Началось долгое и последовательное обновление храмов и корпусов, ремонт коммуникаций, устройство подсобного хозяйства при монастыре, возрождение Вознесенского собора — главного храма обители.
Но едва только обитель окрепла и строительные работы потекли в более размеренном темпе, матушка обращается в 2006 году к Святейшему Патриарху Алексию II с просьбой устроить представительство Крестовоздвиженского монастыря при Патриаршем подворье «за Покровской заставой». Любовь к Иерусалимскому храму по-прежнему жила в сердце игумении, она часто навещала это памятное место своих трудов, следила за ходом восстановительных работ, которые, к сожалению, практически прекратились. Совсем рядом отстраивался и поднимался во всем великолепии Покровский женский монастырь, другие храмы в более людных и удобных для посещения местах. Храм же «на Талалихина», скромно затерявшийся среди панельных многоэтажек, в отдалении от станций метро, оказался словно обделенным человеческим вниманием и заботой. Его строительство не финансировалось ни одной федеральной или городской программой, и все, на что храм мог рассчитывать, — это давняя любовь к нему игумении Крестовоздвиженского монастыря, ее сестер и единомышленников.
Патриарх назначает матушку Екатерину настоятельницей подворья, и с этого момента Иерусалимский монастырь и Иерусалимский храм «за Покровской заставой» становятся единым организмом, что, конечно же, принесло оживление и радость в жизнь подворья.
